Обратиться к данному персонажу меня побудило исследование происхождения американского движения «битников». Как эти откровенные бездарности смогли стать чуть ли не вождями целого поколения? Очень просто. Как и остальные бездарности, будь то современная «музыка», «живопись» или та же «наука».
Опыт чтения открытых источников типа Википедии показывает, что персонажи должны быть из 1) хороших семей, 2) отец должен быть военным, желательно, морским, поскольку именно морская разведка куёт главные кадры для всевозможных проектов, 3) должны хотеть попасть в органы, но почему-то официально не попадают, 4) выступать против существующего строя, за что вокруг них валят всех, кроме их самих, 5) сочинять чушь, которую другие СМИ, работающие на те же органы, должны сильно ругать или сильно хватить – главное, чтобы очень громко, на всю страну 6) национальность. Назовём эти пункты «красными флажками», которые указывают на то, что очередной кумир, это очередной продуманный проект.
Всё это касалось и Керуака, и Берроуза, и Гинзберга и т.д. Кстати, почему-то мало кто обращает внимание на преемственность даже в названиях – Beats-Beatles (определённые артикли опускаю).
Не хочу останавливаться на «битниках», поскольку важны здесь не они (как и наши персонажи «шестидесятники» в целом), а принципы, которые позволяют (как мне, так при желании и вам) быстро и просто докапываться до сути того или иного «кумира» и видеть «кухню».
Покажу на очевидном примере, который многим покажется обидным, потому что многие привыкли соглашаться с тем, что им говорят, особенно если говорят часто и громко.
Внимательного читая биографию персонажа в открытой Википедии, узнаём следующее:
Отец, капитан 3-го ранга ВМФ СССР Александр Иванович Бродский (1903-1984), был военным фотокорреспондентом, после войны поступил на работу в фотолабораторию Военно-морского музея.
Эта безобидная информация расставляет красные флажки по первым двум пунктам. Смотрим дальше:
Мать, Мария Моисеевна Вольперт (1905—1983), работала бухгалтером. Родная сестра матери – актриса БДТ и Театра им. В. Ф. Комиссаржевской Дора Моисеевна Вольперт.
Понятно, что интеллигентные финикийцы, явно не бедствовали. Более того, перейдя на страничку отца нашего персонажа читаем:
Вернувшись в Ленинград в 1948 году, работал в Центральном военно-морском музее в должности заведующего фотолабораторией.
Пока всё неплохо, военный и военный. Дальше интереснее:
В 1950 году в рамках борьбы с космополитизмом был демобилизован, зарабатывал на жизнь заметками и фоторепортажами для ведомственных многотиражных газет.
То есть нам в одном предложении рассказывают, что он как бы пал жертвой борьбы с космополитизмом, однако при этом стал преспокойно работать не просто в многотиражных газетах, а в «ведомственных». Кто жил в СССР, должны сразу смекнуть, о каких ведомствах идёт речь. Иначе говоря, на гражданке отец персонажа был гораздо полезнее органам, чем в армии, где и без него гэбни хватало.
Если вы думаете, что борьба государства с Бродским-старшим продолжилась, то давайте читать дальше:
В 1959 году создал факультет фотожурналистики при Ленинградском доме журналиста, в 1960-1968 годах был его деканом.
Напоминает борьбу с «постоянно зажимаемым» Высоцким, которому разрешалось привозить с сольных гастролей по 35 000 рублей за неделю при его месячном окладе на «Таганке» в 150 рублей, иномарку, французскую жену и поездки по всему миру. Но не будем отвлекаться.
Будучи отставным морским офицером, до конца жизни носил морскую фуражку и китель.
Это просто вишенка на торте, которая ни о чём не говорит, кроме как о той атмосфере, в которой с детства воспитывался наш персонаж. Кстати, пора вернуться к нему:
В 1954 году Бродский подал заявление во Второе Балтийское училище (морское училище), но не был принят.
Порыв юности, скажут многие, но он подтверждает вышесказанное мною. Яблоко от яблони и т.п. Обычно такие персонажи (взять того же Керуака) одним заявлением в одну военно-морскую школу не ограничиваются, поэтому читаем дальше:
Безуспешно пытался поступить в школу подводников.
Ниже мы узнаем, что персонаж пробует себя в самых разных профессиях, от истопника в котельной до… матроса на маяке. Маяк – не самое странное место, где он оказался. Читаем дальше:
Летом 1961 года в эвенкийском посёлке Нелькан в период вынужденного безделья (не было оленей для дальнейшего похода) у него произошёл нервный срыв, и ему разрешили вернуться в Ленинград.
Видимо, персонаж наш был не алкоголиком, а трудоголиком, и без оленей себя не мыслил, как один московский мэр. Мне же в этом отрывке ударило по глазам слово «разрешили». Папа с мамой? Или органы, которые куда только его не посылали под видом «непринятого»? Продолжаем читать:
С 1960 года (а возможно, и раньше) Бродский находился в поле внимания ленинградского КГБ. В 1960 году его вызывали на допрос КГБ в связи с арестом Александра Гинзбурга, которого осудили на два года лагерей и который ранее опубликовал в своём+ самиздатском журнале поэзии «Синтаксис» пять стихотворений Бродского.
Ну, если раньше у нас могли быть хоть какие-то сомнения, то теперь они должны окончательно рассеяться. Персонаж становится кадровым стукачом и получает карт-бланш. А заодно и первое серьёзное задание:
Во время поездки в Самарканд в декабре 1960 года Бродский и его друг, бывший лётчик Олег Шахматов, рассматривали план захвата самолёта, чтобы улететь за границу. Но на это они не решились. Позднее Шахматов был арестован за незаконное хранение оружия и сообщил в КГБ об этом плане, а также о другом своём друге, Александре Уманском, и его «антисоветской» рукописи, которую Шахматов и Бродский пытались передать случайно встреченному американцу. 29 января 1962 года Бродский был задержан КГБ, но через двое суток его освободили.
Об Уманском странички в Википедии нет, однако вот тут можно почитать некоторые подробности той истории. В статье Уманского упоминают так:
В 1957 году в редакции ленинградской молодежной газеты «Смена», куда носил показывать свои стихи, он встретился с Олегом Шахматовым, бывшим военным летчиком, лет на семь старше его, но таким же неуправляемым и авантюрным. Тот привел Иосифа в кружок Александра Уманского, талантливого дилетанта, пишущего оккультные трактаты, началось его увлечение Востоком и разного рода метафизическими учениями.
Понятно, что «талантливого дилетанта» вывести на чистую воду поручили сыну капитана 3-го ранга Бродскому и военному лётчику Шахматову, о котором мы узнаём, что:
Олег Шахматов, к тому времени уже ушедший из авиации, изгнанный за пьянство и скандалы из Ленинградской консерватории, сумел восстановиться лишь в Самаркандской консерватории и стал усердно заманивать к себе в гости молодого друга Осю Бродского.
Видимо, Шахматов и был поставлен над «Осей» смотрящим. Однако перечитаем концовку этого дела в Википедии:
29 января 1962 года Бродский был задержан КГБ, но через двое суток его освободили.
Кто же будет держать так неплохо подставившего «дилетанта» Осю в канун нового года в стенах допросника?..
Упс, тут я ошибочку допустил, которую некоторые мои внимательные читатели заметили, поскольку речь не о декабре, а о январе. Ведь 29 января + 2 дня - это 31 января, а не вовсе не новый год. Для кого как, однако. Меня, например, 31 января угораздило родиться, поэтому новый год 1 января я уже лет 10 как не отмечаю, а вот 31 января для меня Новый Год. И мои друзья по Мордокниге прекрасно знают, что в их день рождения я поздравляю их именно с новым годом. Поэтому если бы Фрейд не был проказником и обманщиком, то можно было бы сказать, что "оговорка по Флейду". Надеюсь, вы меня поняли и простили.
Дальше наш персонаж, разумеется, пошёл в гору, причём строго Сионскую. Ведь кто-то же должен был назвать его «гением». Желательно, чтобы это говорили другие «гении», за плечами которых не менее интересные биографии:
На рубеже 1960—1961 годов он приобрёл известность на ленинградской литературной сцене. По свидетельству Давида Шраера-Петрова: «В апреле 1961 года я вернулся из армии. Илья Авербах, которого я встретил на Невском проспекте, заявил: „В Ленинграде появился гениальный поэт Иосиф Бродский. <…> Ему всего двадцать один год. Пишет по-настоящему один год. Его открыл Женька Рейн“». В августе 1961 года в Комарове Евгений Рейн познакомил Бродского с Анной Ахматовой. В 1962 году во время поездки в Псков он познакомился с Надеждой Мандельштам, а в 1963 году у Ахматовой - с Лидией Чуковской.
В качестве ненужной ремарки. Видимо отношение к Сионским горам и творчеству финикийцев у меня в крови, поскольку о моём деде та же Лидия Чуковская писала в своих воспоминаниях от 16.10.1948 так:
«Вечером я поехала в Союз на доклад Булатова о сказке. Доклад бледненький, но безвредный. И вдруг взял слово Шатилов. Я видела его впервые. Он произнес глупейшую и вреднейшую речь: против «дилетантизма» (т.е., по сути дела, против творческого отношения к сказке), за «науку» - т.е. за бездарных педантов. Сделал несколько выпадов против Шуры. Похвалил Платонова, который якобы только тронул сказку - и она зажила новой жизнью».
Но вернёмся к персонажу:
С детства Бродский страдал невротическими проблемами (фобии, заикание). С 1962 года он состоял на учёте в психоневрологическом диспансере с диагнозом «психопатия» («расстройство личности»), в том же году медицинская комиссия вынесла заключение, что он «негоден к военной службе в мирное время, в военное время годен к нестроевой службе по ст. 8 „в“, 30 „в“ (неврозы, заболевание сердца)»
Персонаж, как видим, приятный во всех отношениях. Самое оно стихи писать. Что он и начал делать, потому что что бы он теперь ни написал, радовало папу с мамой, поскольку всеми сионцами дружно называлось «шедевром».
Одним из решающих толчков стало знакомство с поэзией Бориса Слуцкого.
На всякий случай проходим по ссылке на Слуцкого в той же Википедии и читаем открытым тексом, не нуждающимся в моих комментариях:
Родился в Славянске в еврейской семье. Отец был мелким служащим, мать - преподавательницей музыки. Его двоюродный брат Меир Хаймович Слуцкий (Меир Амит) в 1962—1963 годах возглавлял военную разведку Израиля, а затем до 1968 года - Моссад.
Если кому интересно самостоятельно распутывать эту ниточку в биографии, точнее, порыться в истоках творчества нашего персонажа, то вот вам подсказка. Про Слуцкого Википедия говорит, что он:
Участвовал в поэтическом семинаре И. Л. Сельвинского, где сблизился с группой молодых поэтов
Если вы пройдёте по ссылке дальше, то узнаете некоторые интересные подробности о Сельвинском:
Спасаясь от прокатившейся в 1905 году волны погромов, мать с младшим сыном и дочерьми уехала в Константинополь, где в 1905—1906 годах Илья посещал школу при французской католической миссии, затем арабскую школу в Едикуле, а через несколько месяцев они возвратились в Симферополь.
Если знать, что товарищ Сельвинский из семьи крымчаков, то его посещения «католической школы» весьма неуместны, зато красноречивы даже в юном возрасте, поскольку иезуиты зря ни в кого не вкладываются. Кстати:
В начале 1930-х годов Сельвинский писал авангардистские стихотворные драмы.
Если для вас слово «авангард» ничего, кроме направления в «литературе», «музыке» и «живописи», не означает, то имейте в виду, что вообще-то это ярко-ярко-красный флажок, за которым скрываются проекты международной гэбни, будь то МИ6, КГБ или ЦРУ. Поскольку у всех трёх органов (и не только у них) хозяин, разумеется, один.
Дальше в судьбе нашего персонажа начинается замечательная пора «травли»:
29 ноября 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» появилась статья «Окололитературный трутень», подписанная Я. Лернером и двумя штатными сотрудниками газеты: Медведевым и Иониным
Органы начинают раскручивать проект. Фамилии обсуждать не станем, они и так понятные – только свои имеют право ругать своих. Примечательно, что сама Википедия называет двух последних фигурантов «штатными сотрудниками», подразумевая, полагаю, вовсе не газету.
Между тем к моменту публикации статьи Лернера, Медведева и Ионина Бродский начал зарабатывать литературным трудом: в журнале «Костёр» была напечатана «Баллада о маленьком буксире», осенью 1962 года и в 1963 году в издательстве «Художественная литература» вышли несколько его переводов кубинских поэтов и поэтов Югославии, и Бродский успел подписать договоры с тем же издательством на новые переводы <…> Кроме того, по договору от мая 1963 года с Ленинградской студией телевидения Бродский написал сценарий для документального фильма «Баллада о маленьком буксире», одобренный и принятый к постановке.
Неплохо. Если учесть, что на литературные труды в советское время можно было очень неплохо жить, а иногда и дачи строить даже не за счёт союзов писателей, а на свои кровные. Для сумасшедшего и затравленного врагами – очень даже хорошо. Правда, Википедия тут же уточняет словами близкого друга персонажа Владимира Марамзина (который Кацнельсон по папе и Соколов по маме):
Владимир Марамзин, знакомый Бродского, впоследствии писал, что «за год (не самый худший) Иосиф Бродский, работая ежедневно над своими стихами и над переводами, как галерный раб, заработал всего лишь 170 рублей (столько в те годы зарабатывал, скажем, инженер — но только за месяц, а не за год)» и что «Иосиф в России был беден, как церковная крыса. Он жил у родителей… которые кормили его».
Легенда, конечно, должна вышибать слезу, но как-то не очень верится. Верится только в то, что персонажа кормили, правда, не родители.
Собственно, дальше нашего персонажа стали судить, причём по факту не за «тунеядство», а за «малые заработки». Накладки в системе иногда происходили. Упомянутого Высоцкого пытались тоже привлечь к суду по причине обратной – слишком больших для советского человека заработков, но быстренько отмазали и лишь добавили к резюме «гонимости».
Как тут ни вспомнить золотые слова, упомянутые в той же статье Википедии про персонажа:
Анна Ахматова, узнав о суде и приговоре, сказала: «Какую биографию делают нашему рыжему! Как будто он кого-то нарочно нанял»
Анна Андреевна, разумеется, хитрила, вставляя на всякий случай «как будто».
Персонаж попал не в тюрьму, а отделался лёгкой ссылкой, о чем Википедия откровенно пишет:
Сам Бродский утверждал, что ссылка оказалась одним «из лучших периодов моей жизни. Бывали и не хуже, но лучше - пожалуй, не было»
Во-первых, вот как персонаж там выглядел:
Если кто помнит, как мы в студенческие годы ездили на подмосковную картошку, то вязаная кофточка под ватником и чистенькая рубашка – это можно смело назвать интеллигентным финикийским юморком. Кстати, для 1965 года в Архангельской области фотография «ссыльного» смотрится замечательным портретом «для истории» и напоминает не менее замечательные горестные позы Солженицына. Но продолжим читать о «ссылке»:
За время реального отбывания наказания (полтора года) Бродский четыре раза уезжал в отпуск в Ленинград. Навестить его приезжала Басманова, а во время своей третьей побывки в Ленинграде Бродский чуть не уехал в Москву, к Басмановой, что грозило бы ему арестом и увеличением срока ссылки, но сопровождавший Бродского друг удержал его от этого рискованного шага
В каком чине был «друг», не уточняется, однако четыре отпуска за полтора года – это очень даже мило. Видимо, друг сказал, мол, поц, не наглей, тебя и так кормят-поют, а ты ещё хочешь москалям глаза мозолить. Такого друга не было в своё время у Ольги Бергольц, которая запросто села на самолёт и улетела из блокадного (!) Ленинграда в Москву, помыкалась там неделю, обиделась на то, что местные про блокаду ничего не слышали, и засобиралась обратно.
Нашему персонажу мыкаться не приходилось. В ссылке он был занят:
В ссылке Бродский изучал английскую поэзию, в том числе творчество Уистена Одена <…> Наряду с обширными поэтическими публикациями в эмигрантских изданиях («Воздушные пути», «Новое русское слово», «Посев», «Грани» и др.), в августе и сентябре 1965 года два стихотворения Бродского были опубликованы в коношской районной газете «Призыв».
Чем-то это мне напоминает многотомный уже труд честного сидельца и по совместительству киллера курируемой органами братвы – Саши Солдата.
К сожалению, Ахматова с Чуковской нашего персонажа из «лучшего периода его жизни» через полтора года вытащили. Википедия пишет об этом в лоб:
Бродский был арестован и отправлен в ссылку двадцатитрёхлетним юношей, а вернулся двадцатипятилетним сложившимся поэтом.
Дальше наш персонаж не просто пишет, пишет, пишет, а публикует, публикует, публикует. Википедия сама себя перебивает и уточняет:
Внешне жизнь Бродского в эти годы складывалась относительно спокойно, но КГБ не оставлял его вниманием.
Ещё бы, подхватываем мы с вами, поскольку сколько за это время было погублено настоящих поэтов – одному КГБ с Моссадом известно.
А поскольку персонаж публиковался не за рубли, а за валюту - В 1967 году в Англии вышел неавторизированный сборник переводов «Joseph Brodsky. Elegy to John Donne and Other Poems / Tr. by Nicholas Bethell». В 1970 году в Нью-Йорке выходит «Остановка в пустыне» - первая книга Бродского, составленная под его контролем (?) – то итог творчества тунеядца тоже вполне прогнозируем:
В 1971 году Бродский был избран членом Баварской академии изящных искусств.
Видимо, он ещё был и латентным художником, поскольку не помню, чтобы стихи, даже изящные, относились к разряду изящных искусств.
А дальше наступает самое страшное, даже страшнее ссылки: персонажа вызывают в ОВИР и говорят, мол, либо мы тебя шлём за границу, либо будем пытать как шизофреника. Этот выбор даже сегодня многим покажется странным, поскольку есть кретины, которые считают, будто за границей их ждут кисельные берега, а в советское время это вообще было неслыханной роскошью: лучшие из лучших тогда могли осмелиться на поездку в соцстрану раз в два года и в капстрану – раз в четыре.
Чуть позднее наш персонаж выдал вот такое интеллигентное и поэтическое воспоминание о той страшной поре:
Дуя в полую дудку, что твой факир,
я прошёл сквозь строй янычар в зелёном,
чуя яйцами холод их злых секир,
как при входе в воду.
Его я тоже взял из той же статьи в Википедии, чтобы вы не подумали, будто я отвлекался на многотомные сборники. Перед отъездом, кстати, как сообщается в статье, персонаж утвердил (кому?) 4 тома виршей про яйца и не только.
Ну, а дальше всё становится совсем неинтересно: нобелевская и всякие другие премии, жена-подросток с лицом юной лупогразенькой Крупской и 30-летней разницей в возрасте, и творчество, творчество, творчество…
Надоело. Пора заканчивать. Надеюсь, что теперь вам стало понятнее, как можно, не отвлекаясь от Википедии, читать не только между строк и узнавать много интересного о «фабрике звёзд». Скремнившись, пробежался по наследию лауреата в он-лайне. Оставлю вас вот с таким его, с позволения сказать, стихотворением, зато вполне по теме (на ъ вместо ь внимания не обращайте, видимо, так надо):
Поставим памятник
В конце длинной городской улицы
Или в центре широкой городской площади,
Памятник,
Который впишется в любой городской ансамбль,
Потому что будет
Немного конструктивен и очень реалистичен,
Поставим памятник,
Который никому не помешает.
У подножия пьедестала
Мы разобъем клумбу,
А если позволят отцы города,
Небольшой сквер,
И наши дети
Будут жмуриться на толстое
Оранжевое солнце,
Принимая фигуру на пьедестале
За прилизанного мыслителя,
Композитора
Или генерала.
У подножия пъедестала - ручаюсь -
Каждое утро будут появляться цветы
Поставим памятник,
Который никому не помешает.
Поставим памятник,
Мимо которого мы будем спешить на работу,
Около которого
Будут фотографироваться иностранцы,
Ночью
Мы подсветим его снизу прожекторами.
Поставим памятник лжи.
Write a comment
Стёпа Растрёпа (Friday, 25 December 2020 11:37)
Годнота! Иверов - на чистую воду, а лучше - под...