Попалась мне тут давеча на глаза книжка, изданная в 1813 году в Санкт-Петербурге в некой медицинской типографии под названием «Разсужденіе о старомъ и новомъ слогѣ Россійскаго языка». Автор нигде не указан, однако поиск в интернете показал, что им, скорее всего, является некто Александр Семенович Шишков - писатель, государственный деятель, адмирал, глава литературного общества «Беседа любителей русского слова», а с 1813 года – президент Российской академии. Кстати, «Беседа любителей русского слова» в словаре Брокгауза и Эфрона вплоть до 1907 года вообще-то называлось соответственно названию упомянутой книги, то есть «Беседа любителей российской словесности».
Начинается книжка так:
Всякъ, кто любитъ Россійскую словесность, и хотя нѣсколько упражнялся въ оной, не будучи зараженъ неизцѣлимою и лишающею всякаго разсудка страстію къ Францускому языку, тотъ развернувъ большую часть нынѣшнихъ нашихъ книгъ съ сожалѣніемъ увидитъ, какой странный и чуждый понятію и слуху нашему слогъ господствуетъ въ оныхъ. Древній Славенскій языкъ, отецъ многихъ нарѣчій, есть корень и начало Россійскаго языка, который самъ собою всегда изобиленъ былъ и богатъ, но еще болѣе процвѣлъ и обогатился красотами, заимствованными отъ сроднаго ему Эллинскаго языка, на коемъ витійствовали гремящіе Гомеры, Пиндары, Демосфены, а потомъ Златоусты, Дамаскины, и многіе другіе Христіянскіе проповѣдники. Кто бы подумалъ, что мы, оставя сіе многими вѣками утвержденное основаніе языка своего, начали вновь созидать оный на скудномъ основаніи Францускаго языка? Кому приходило въ голову съ плодоносной земли благоустроенный домъ свой переносишь на безплодную болотистую землю? Ломоносовъ, разсуждая о пользѣ книгъ церковныхъ, говоритъ: "такимъ старательнымъ и осторожнымъ употребленіемъ сроднаго намъ кореннаго Славенскаго языка купно съ Россійскимъ, отвратятся и странныя слова нелѣпости, входящія къ намъ изъ чужихъ языковъ, заимствующихъ себѣ красоту отъ Греческаго, и то еще чрезъ Латинскій. Оныя неприличности нынѣ небреженіемъ чтенія книгъ церьковныхъ вкрадываются, къ намъ нечувствительно, искажаютъ собственную красоту нашего языка, подвергаютъ его всегдашней перемѣнѣ, и къ упадку преклоняютъ." Когда Ломоносовъ писалъ сіе, тогда зараза оная не была еще въ такой силѣ, и потому могъ онъ сказать: вкрадываются къ намъ нечувствительно: но нынѣ уже должно говорить: вломились къ намъ насильственцо и наводняютъ языкъ нашъ, какъ потопъ землю. Мы въ продолженіи сего сочиненія ясно сіе увидимъ. Недавно случилось мнѣ прочитать слѣдующее: "раздѣляя слогъ нашъ на эпохи, первую должно начать съ Кантемира, вторую съ Ломоносова, третію съ переводовъ Славяно-Рускихъ господина Елагина и его многочисленныхъ подражателей, а четвертую съ нашего времени, въ которое образуется пріятность слога, называемая Французами elegance." Я долго размышлялъ, вподлинну ли сочинитель сихъ строкъ говоритъ сіе отъ чистаго сердца, или издѣвается и шутитъ: какъ? нелѣпицу нынѣшняго слога называетъ онъ пріятностію! совершенное безобразіе и порчу онаго, образованіемъ!" Онъ именуетъ прежніе переводы Славяно-Рускими: что разумѣетъ онъ подъ симъ словомъ? Не ужъ ли презрѣніе къ источнику краснорѣчія нашего Славенскому языку? Не дивно: ненавидѣть свое и любить чужое почитается нынѣ достоинствомъ. Но какъ же назоветъ онъ нынѣшніе переводы, и даже самыя сочиненія? безсомнѣнія Француско-Рускими: и сіи то переводы предпочитаетъ онъ Славено-Россійскимъ? Правда, ежели Француское слово elegance перевесть по Руски чепуха, то можно сказать, что мы дѣйствительно и въ краткое время слогъ свой довели до того, что погрузили въ него всю полную силу и знаменованіе сего слова!
Если будет интересно почитать целиком, можете найти сами или пройти по этой ссылке. Там, правда, современный верстальщик указывает, что это издание 1803 года. Не знаю, у меня в оригинале значится 1813.
Почему это важно и зачем я вообще про всё это заговорил?
Ну, во-первых, книжка мне попалась на глаза не случайно, а потому, что я вообще, как вы могли заметить, интересуюсь историей, литературой и тем, на чём они основываются, то есть языком. Или языками. Скоро должен выйти мой очередной скромный труд на тему британского сленга, в котором я то и дело копаю тамошнюю этимологию и с завидным постоянством упираюсь в начало или середину XVI века, когда, оказывается, в английском языке впервые появилось то или иное слово. Немногие из рассматриваемых мною датированы более ранними веками и довольно много – началом XIX. Иными словами, «кучность попаданий» говорит мне о том, что передо мной очередное подтверждение некой условной (или не очень) точки начала той цивилизации (в кавычках и без), в которой оказались живущими мы с вами.
Развивать мысль не стану, поскольку она пока слишком свежая и неокрепшая, но главным подтверждением для меня на сегодняшний день остаётся не изобретение книгопечатания, на которое «начало языка» можно было бы при желании свалить, а изобретение… первых стеклянных (уже не металлических) зеркал, которые, с одной стороны, разумеется, не могли появиться раньше изобретения обработки железа, но, с другой, в силу схожести технологии, не могли отставать от него (изобретения) больше, чем не максимальные сто лет. И если эти стеклянные зеркала начинают изготавливаться, продаваться и изображаться на живописных полотнах лишь в начале XVI века, нетрудно сделать вывод, когда наша цивилизация взялась за железные орудия труда.
Но я, как водится, не про стекло, а про язык.
Так вот, русский язык, как мы догадываемся, ничуть не старше языка английского и тоже претерпевал немалые изменения в силу различных влияний. Углублять мысль не будем, она понятна и очевидна. Не очевидно другое.
Во-первых, как вы могли заметить, автор 1813 года крайне неохотно называет наш язык «русским» (точнее, «руским»). Разве что «славяно-руским», причём сам же над этим термином подтрунивает. Для него это язык «славенский» (он считает его «коренным») или «российский».
Во-вторых, он указывает на то, что (как и в английском, добавлю я) за основу нашего нынешнего языка взят французский – «начали вновь созидать оный на скудномъ основаніи Францускаго языка».
Если вы не догадываетесь, на что он намекает, то подскажу: речь не столько о заимствованиях из французского (коих у нас тоже уйма с тех пор осталась), сколько о самом языковом строе, построении фраз, идиоматических конструкциях и т.п. Раньше я грешным делом необъяснимые схожести в выражение одних и тех же мыслей у разных европейских и не только народов сводил к общим заимствованиям из Библии, а сейчас понимаю, что одной Библией такой широкий пласт схожестей объясняться не удастся. Либо должна быть схожая логика, заложенная в человеке изначально и проявляемая через язык, либо в этом просвечивает некая языковая первооснова. Иначе с какого перепугу та же нянечка Джульетты приветствует компанию Ромео словами Good den!, а Меркуцио, если не ошибаюсь, со смехом её поправляет, мол, какой, матушка good den, когда ещё только morning. Современным британским комментаторам «Ромео и Джульетты» эта игра слов непонятна, поскольку нынче den в английском означает «логово, берлогу, нору», из чего они торопливо делают вывод, что в данном частном случае den – это так, видите ли, скукожилось слово afternoon. Хотя мы с вами видим, что это наш обычный «день», который почему-то был в ходу в Англии того же XVI века.
Но самое примечательное в упомянутой книжке даже не это. А год и место. И ещё то, о чём она вообще не пишет, хотя была бы обязана. И что подкрепляет всё более крепнущие сомнения в том, что настоящая история России (как и остального мира), была совершенно иной.
Я имею в виду таинственную войну 1812 года, когда обе «противоборствующие» стороны обращались к войскам, то есть к простым, как нам говорят, солдатам с речами и приказами на французском языке. Автор и издатель 1813 года, находясь в официальной столице тогдашней Российской империи, про 1812 год и французов, как носителей вражеского русскому человеку языка, не упоминает ни словом. А мы с вами прекрасно знаем, что Наполеон почему-то попёрся от Березины прямо на Москву (которая столицей не была), вместо того, чтобы свернуть чуть севернее и почти без потерь взять Санкт-Петербург, чего он делать не стал, а послал туда лишь грустное письмо из Москвы, сокрушаясь о том, что его «милейший брат», царь Александр, увы, не может быть с ним в столь важный момент рядом и разделить его успех. Что, конечно, можно называть французской иронией, хотя я бы не спешил.
Мне это напомнило обратный анекдот – с этимологией русского языка. Если вы заканчивали филологический факультет МГУ, то точно знаете, что самым влиятельным этимологическим словарем его является «словарь Фасмера». Из него пошли все наши корни типа «радуг» в слове «радуга» (вместо «ра+дуга») или «трЕугольник» (хотя углов трИ) и т.п. Ваши преподаватели при этом едва ли сами знали, а потому едва ли могли вам рассказать, что Макс Фасмер сочинял его на немецком, переехав из России, где родился, в самую что ни на есть гитлеровскую Германию, а на русский язык его основополагающий труд был переведён только в начале 1960-х годов.
Выводы делать из вышеизложенного как бы ненаучно, однако, наука себя уже достаточно скомпрометировала – за последние сто лет особенно – так что я все же их сделаю, пусть даже в эскизном варианте.
Не зря Пушкина называют «основоположником» русского языка. Про него я уже говорил, а кто читал, мог со мной согласиться, что писать надо не Пушкин, а «Пушкин», поскольку то был такой же чисто политический (или пропагандистский, если хотите) проект, как «Шейк-спир» для языка английского, «Данте» - для итальянского и целый ряд других - для других. Именно в первые тридцать лет XIX века окопавшиеся в бывшем шведском городе Петербурге («прорубленном» лже-Петром из Европы) российские интеллектуалы, будучи немцами, французами и прочими финикийцами, сочиняли не только нашу историю под заказ римской хунты, то бишь «Романовых», но и сам язык, на котором её писали. Старый язык с подлинными книгами и рукописями, собиравшимися ещё со всей Руси в закрома Татищева, вероятно, приказал долго жить на пожарищах Москвы.
Как тут ни вспомнить Льва Толстого, который, говорят, крайне иронично отзывался о своём «великом» творении (проектном, поскольку именно из него да из поэмы «российского» поэта Лермонтова русские черпали популярную информацию про события 1812 года) «Война и мир», утверждая, мол, хвалить меня за него – всё равно, что хвалить Эдисона за то, что тот хорошо танцует мазурку.
P.S. Если вы находите то, что здесь читаете, полезным и понимаете, что не найдёте больше подобной информации нигде, можете воспользоваться этой кнопкой:
Write a comment