Нет, это не оговорка. Это умышленное помещение под одни кавычки двух литературных проектов. С моей, разумеется, точки зрения. Поскольку мало кто, кроме дураков, вроде меня, заметят в них сходство, причём, как говорится, «по всем статьям».
Но начнем, давайте, издалека, как я люблю, чтобы придать вопросу не лишнюю историческую перспективу.
Вообще-то я думал назвать это размышление как-нибудь вроде «Дары волхвов» или «Финикийская литература», однако не стал. Захотелось что-то более броское. Уж больно тема трепетная. А суть в следующем…
Если бы те или иные произведения (сейчас я говорю исключительно о литературе, хотя то же самое относится к кинематографу, науке и любому проявлению творчества) не были написаны представителями финикийской расы, никто бы не только не считал, что они «гениальны», но и вообще ничего про них и про их авторов не знал. Никогда. Ведь не зря же писал Лев Адольфович Озеров, которого вообще-то звали Лев Айзикович Гольдберг, мол:
Пренебрегая словесами,
Жизнь убеждает нас опять:
Талантам надо помогать,
Бездарности пробьются сами.
Кривовато, конечно, написал, но написал, и когда-то на заре моей юности я понимал эти слов иначе, нежели сейчас, и они мне даже нравились. Адольфович писал про знакомое, про своих, про тех, кто друг другу помогает. И правильно писал. Неправ он был только в том, что под «бездарностями» спрятал настоящие таланты, а под «талантами» имел в виду, как мне сдаётся, «своих».
Несколько лет тому назад я повёлся на «великое» и сделал наконец-то правильные переводы на русский язык «Ромео и Джульетты» и «Гамлета». «Ромео» оставил меня в лёгком недоумении по поводу литературной его ценности, поскольку оказался откровенно слаб и рыхл, но я списал это обстоятельство на тогдашнюю молодость участников проекта «Шейк-спир» во главе с Фрэнсисом Бейконом. Поэтому и взялся за «Гамлета», которого они творили уже в пору расцвета их литературного опыта. Результат поверг меня в очередное недоумение, правда, потяжелее. Судите сами. Чтобы далеко не ходить, давайте возьмём хрестоматийный диалог Гамлета «Быть или не быть». Вот эта сцена в оригинале:
HAMLET
To be, or not to be: that is the question:
Whether 'tis nobler in the mind to suffer
The slings and arrows of outrageous fortune,
Or to take arms against a sea of troubles,
And by opposing end them? To die: to sleep;
No more; and by a sleep to say we end
The heart-ache and the thousand natural shocks
That flesh is heir to, 'tis a consummation
Devoutly to be wish'd. To die, to sleep;
To sleep: perchance to dream: ay, there's the rub;
For in that sleep of death what dreams may come
When we have shuffled off this mortal coil,
Must give us pause: there's the respect
That makes calamity of so long life;
For who would bear the whips and scorns of time,
The oppressor's wrong, the proud man's contumely,
The pangs of despised love, the law's delay,
The insolence of office and the spurns
That patient merit of the unworthy takes,
When he himself might his quietus make
With a bare bodkin? who would fardels bear,
To grunt and sweat under a weary life,
But that the dread of something after death,
The undiscover'd country from whose bourn
No traveller returns, puzzles the will
And makes us rather bear those ills we have
Than fly to others that we know not of?
Thus conscience does make cowards of us all;
And thus the native hue of resolution
Is sicklied o'er with the pale cast of thought,
And enterprises of great pith and moment
With this regard their currents turn awry,
And lose the name of action.--Soft you now!
The fair Ophelia! Nymph, in thy orisons
Be all my sins remember'd.
OPHELIA
Good my lord,
How does your honour for this many a day?
HAMLET
I humbly thank you; well, well, well.
Для начала обратите внимание на кончики строк и заметьте полное отсутствие рифм. Согласитесь, что для рифмования нужен некоторый талант. Чтобы писать без рифмы его нужно значительно меньше. А теперь представьте, что вы читаете то же место по-русски, пусть даже в правильном переводе:
ГАМЛЕТ
Так быть или не быть – вот в чём сомненье:
Что благородней: в мыслях боль терпеть
От стрел, что шлёт жестокая фортуна,
Или встречать с оружьем море бед
И в битве гнать их? Умереть – заснуть,
Не более – и этим сном покончить
С сердечным гнётом, с сотней мук природных –
Наследством плоти: вот какой удел
Желаем страстно. Умереть, заснуть,
Заснуть и видеть сны… Но есть помеха:
Какие смертный сон слагают грёзы,
Когда спадает кокон плоти бренной,
Неведомо. Мы медлим. Оттого
Влачим так долго катастрофу жизни.
Ведь кто снесёт хлысты, насмешки дней,
Тирана зло и гордецов глумленье,
Презрение любви, хромой закон,
Нахальство должностей и оплеухи,
Что терпит добродетель от паскуд,
Хотя сама могла бы всё решить
Простым кинжалом? Кто потащит бремя
Тяжёлой жизни в стонах и поту?
Но этот страх чего-то после смерти,
Страны безвестной, из-за чьих границ
Возврата нет скитальцам, нас смущает
И заставляет ползать средь невзгод,
А не лететь к другим, каких не знаем.
Так совесть нас записывает в трусы
И так решимость, что дана с рожденья,
Тускнеет под напором мысли бледной,
И все порывы благородных чувств
Её теченье в сторону уводит,
Не дав воскликнуть «Действуй!»… Погодите!
Офелья! Нимфа, пусть твои молитвы
Мои грехи помянут.
ОФЕЛИЯ
Добрый день.
Как ваша честь сегодня поживает?
ГАМЛЕТ
Благодарю вас: ладно, ладно, ладно.
Сдаётся мне, что ни на русском, ни на английском это место и эта трагедия никогда не стали бы той «безсмертной» классикой, какой её для нас рисуют тогдашние и современные критики, учебники, молва и т.п. Мы бы с вами прошли мимо и даже головы не повернули, поскольку, скажем, у нас есть «Евгений Онегин», «Горе от ума», «Конёк-Горбунок» или «Василий Тёркин», где рифма – это само собой.
Кто-то, возможно, мне возразит, будто я забываю, когда это всё безобразие писалось, то бишь в далёком XVI и частично XVII веках, то бишь когда и наш отечественный проект «Ломоносов» ещё не заработал, но, друзья мои, достаточно посмотреть на Англию того времени чуть пошире, заглянуть под литературное сукно и обнаружить там того же, скажем, наверняка не слишком известного вам современника «Шейк-спира» по имени Эдмунд Спенсер, который в лихие 1590-е запросто, по-пушкински, зарифмовал шесть книг огромной «Королевы Фей» в таком вот виде:
LO I the man, whose Muse whilome did maske,
As time her taught, in lowly Shepheards weeds,
Am now enforst a far vnfitter taske,
For trumpets sterne to chaunge mine Oaten reeds,
And sing of Knights and Ladies gentle deeds;
Whose prayses hauing slept in silence long,
Me, all too meane, the sacred Muse areeds
To blazon broad emongst her learned throng:
Fierce warres and faithfull loues shall moralize my song.
И дальше в том же духе – почти 40 000 строк с чётко выверенным размером (практически онегинским) и точными рифмами.
Понятно, что и Спенсер ничего бы после себя до наших дней не оставил, если бы не был представителем того же древнего и высокопоставленного финикийского семейства, что Черчилль или Диана, но я не о том, а о том, что если хотели тогда англичане рифмовать и писать литературно, то могли. Почему-то не всегда могли Фрэнсис Бейкон, Эдвард де Вир и их «добрые перья». Что не мешало их сомнительным творениям становиться «нетленкой», прославляемой на всех языках и на все лады.
Помню то удивленье, которое я испытал при первом чтении Шекспира. Я ожидал получить большое эстетическое наслаждение. Но, прочтя одно за другим считающиеся лучшими его произведения: «Короля Лира», «Ромео и Юлию», «Гамлета», «Макбета», я не только не испытал наслаждения, но почувствовал неотразимое отвращение, скуку и недоумение о том, я ли безумен, находя ничтожными и прямо дурными произведения, которые считаются верхом совершенства всем образованным миром, или безумно то значение, которое приписывается этим образованным миром произведениям Шекспира. Недоумение мое усиливалось тем, что я всегда живо чувствовал красоты поэзии во всех ее формах; почему же признанные всем миром за гениальные художественные произведения сочинения Шекспира не только не нравились мне, но были мне отвратительны? Долго я не верил себе и в продолжение пятидесяти лет по нескольку раз принимался, проверяя себя, читать Шекспира во всех возможных видах: и по-русски, и по-английски, и по-немецки в переводе Шлегеля, как мне советовали; читал по нескольку раз и драмы, и комедии, и хроники и безошибочно испытывал все то же: отвращение, скуку и недоумение.
Так писал один из немногих честных читателей – Лев(ит) Николаевич Толстой. Ему так писать было можно, поскольку он тоже был не из простых литераторов, но не станем отклоняться от темы.
В своё время, чтобы хоть как-то исправить положение, я перевёл «Гамлета» во второй раз, превратив в стройный рифмованный стих всю трагедию. Просто для того, чтобы её спасти и подарить читателю (режиссёру, актёру), привыкшему к поэзии настоящей, а не шатким белым строфам. Скажем, вышеприведённый отрывок в этой версии выглядит так:
ГАМЛЕТ
Так быть или не быть? Вот в чём сомненье:
Что благородней: в мыслях боль терпеть
От стрел судьбы, не знающей прощенья,
Или оружьем встретить, чтобы впредь
Не подпускать? Погибнуть – сном забыться
Не более… Покончить этим сном
С сердечным гнётом, с тем, что жить страшится,
С наследством плоти в облике чужом.
Заснуть и умереть желаем страстно
Заснуть и видеть сны… Но вот печаль:
Какие сны над нами будут властны,
Когда спадает бренная спираль,
Неведомо. Мы медлим. В страхе спешки
Подолгу тащим катастрофу дней.
Ведь кто снесёт хлысты, пинки, насмешки,
Тирана зло, укусы светских змей,
Презрение любви и оплеухи
Хромых законов, приговоров прыть,
Что терпят добродетельные шлюхи,
Хотя могли бы сами всё решить
Простым кинжалом? Кто же нами вертит
И к жизни понуждает в поте лиц?
Но этот страх чего-то после смерти,
Страны безвестной, из-за чьих границ
Возврата нет скитальцам, нас смущает
И заставляет ползать средь невзгод,
Боясь того, что бегство предвещает.
Так совесть нас трусливо предаёт,
И так решимость, что дана с рожденья,
Тускнеет под напором бледных дум,
И все потоки храброго стремленья
Её теченье сносит наобум,
Не дав воскликнуть «Действуй!»… А, Офелья!
Пускай твоих молитв благая весть
Помянет мой несносный грех безделья.
ОФЕЛИЯ
День добрый. Как сегодня ваша честь?
ГАМЛЕТ
Благодарю вас: ладно, ладно, ладно.
ОФЕЛИЯ
Мой господин, вот ваши все дары,
Что мне хранить давно уже накладно.
И так далее. Конечно, не бог весть как, но, во всяком случае, чувствуется, что это не набор слов, а нечто, что можно назвать «литературой». Кому-нибудь может даже понравиться. А кто-нибудь заинтересуется и прочитает в таком виде всего моего «Гамлета». Не суть.
Про «Шейк-спира», наверное, уже всё понятно, но непонятно, какое отношение он имеет к «Мастеру» и «Лолите». Отвечу просто – проектно-раздутое. А дальше постараюсь коротко расшифровать, что под этим подразумеваю и что осознал сегодня утром, когда завтракал…
Но для начала всё-таки вспомним Фрэнсиса Бейкона. Из его биографии мы, в частности, с некоторым удивлением узнаем:
«Дражайший братец», «утешение» и «второе Я», Энтони, был на два года старше Фрэнсиса. Оба брата вместе осваивали классиков, постигали латынь, греческий, древнееврейский, французский и итальянский. Кроме того, они учили испанский и нидерландский, занимались математическими дисциплинами, музыкой (играли на лютне), фехтованием и конной ездой. Были также обязательные занятия классической мифологией и философией, а также доскональное изучение Писания.
Когда я вносил эту информацию в приложение к моему исследованию «”Гамлет”: литературный детектив», я споткнулся о «древнееврейский», однако решил, что тут речь про широту тогдашнего домашнего образования, позволившего впоследствии тому же Фрэнсису стать главным редактором перевода Библии короля Джеймса-Якова. Однако, поразмыслив и почитав вокруг, пришёл к выводу, что даже в то время древнееврейский изучали те дети, для которых он был языком их замечательных предков, а не просто ради лишней галочки. Что, в свою очередь, позволило мне сделать второй вывод, который и лёг в основу моего нынешнего размышления: кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку. Талантам надо помогать. Финикийцы хвалят финикийцев. И делают это постоянно вот уже несколько веков.
Снова чуть отвлекусь. Вы много слышали про такого русского поэта как Ершов? Видели его памятники? Читали хвалебные статьи? Видели портреты? Знаете, как его звали? Хотя речь идёт о таланте ничуть не меньше пушкинского по имени Пётр Павлович Ершов, который в 19 лет написал вообще-то знаменитого «Конька-Горбунка». В 41 год он, правда, его слегка переработал, однако даже оригинальная версия долгое время считалась принадлежавшей перу Александра Сергеевича, во всяком случае, первые четыре строфы, настолько стих был свеж и чист. Мы можем подумать, что он только «Конька» и написал. Однако даже официальная страница Википедии замечает:
Есть также указания, что он публиковал стихи, рассказы и драматургические произведения под псевдонимами.
И отсылает нас вот к этой небезынтересной статье. Будет досуг, почитайте сами. От себя замечу, что многие одарённые не-финикийцы иногда вынуждены писать под псевдонимами, а то и просто идти в литературные негры к финикийским гениям, чтобы хоть как-то своим литературным талантом выжить, поскольку под настоящими именами их никто печатать даже не подумает.
Продолжим.
На ютьюбовском канале «Тайнам нет» есть занятная подборка рассуждений по поводу того, кто на самом деле писал «Мастера и Маргариту» и почему этого никак не мог сделать Михаил Афанасьевич. Кстати, не только, разумеется, «Мастера», но и все прочие произведения, разительно отличающиеся от «Белой гвардии» и другого, что вышло из-под пера, наверное, самого Булгакова. Особенно меня позабавила краеугольная в «Собачьем сердце» тема прописки, что так важно для судьбы Шарикова. Хотя, если вы в курсе, в 1925 году, когда по легенде повесть была закончена, ни о какой прописки в СССР не говорили. Её просто не было. Так называемые «внутренние паспорта» были введены лишь в 1932 году.
Если самостоятельно обратиться к открытой Википедии, картина с тем же «Собачьим сердцем» рисуется презабавная:
При обыске, произведённом у Булгакова ОГПУ 7 мая 1926 года (ордер 2287, дело 45), у писателя была изъята также и рукопись повести. Сохранились три редакции текста (все — в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки). Только после ходатайства Максима Горького через три с лишним года после обыска изъятое было возвращено автору.
Из чего мы с вами понимаем, что была только какая-то рукопись, которая нигде не публиковалась и хранилась у автора. Потом (жирный шрифт – мой):
В СССР повесть распространялась в самиздате. В 1967 году, без ведома и вопреки воле вдовы писателя Е. С. Булгаковой, небрежно скопированный текст «Собачьего сердца» был передан на Запад одновременно в несколько издательств и в 1968 году опубликован в журнале «Грани» (Франкфурт) и в журнале Алека Флегона «Студент» (Лондон).
И наконец:
Только в июне 1987 года журнал «Знамя» сумел поместить повесть на своих страницах (подготовка М. О. Чудаковой). Однако в основу этой публикации лёг всё тот же неквалифицированный зарубежный список, содержащий более тысячи ошибок и искажений и в таком виде растиражированный во всех последующих изданиях — вплоть до 1989 года (во многих случаях и после), когда литературовед и текстолог Лидия Яновская впервые опубликовала выверенный по первоисточникам подлинный текст «Собачьего сердца» в двухтомнике «Избранные произведения М. Булгакова».
Ничего не напоминает? Если вы когда-нибудь интересовались Булгаковым и «Мастером и Маргаритой», то не можете не узнать тот же алгоритм: роман выходит в «неквалифицированном» варианте в журнале во время хрущёвской оттепели, потом снова становится недоступным и, наконец, предстаёт перед читателем во всей красе лишь значительно позже. Читаем (про «М и М»):
Первая публикация произведения в сокращённом виде была осуществлена в 1966-1967 годах (журнал «Москва», предисловие Константина Симонова, послесловие Абрама Вулиса). Первое полное издание книги на русском языке вышло в 1967 году (издательство «YMCA-Press», Париж). В СССР книжный вариант без купюр увидел свет в 1973 году (издательство «Художественная литература», тираж 30 000 экземпляров).
Причём здесь вдова писателя, напротив, весьма активна:
За пять месяцев до смерти Михаил Афанасьевич составил завещание, согласно которому забота о рукописях поручалась наследнице - Елене Сергеевне Булгаковой. На доработку «Мастера и Маргариты» вдова писателя потратила более двадцати лет. По словам литературоведа Георгия Лесскиса, текст, подготовленный ею, содержит, несмотря на тщательное редактирование, определённые расхождения - это касается цвета берета Воланда, имени швейцара в ресторане «Грибоедов» и некоторых других деталей, «которые чаще всего читателями не замечаются».
Сразу, чтобы было понятно: Елена Сергеевна Булгакова родилась под фамилией Нюренберг, по первому мужу стала Неёловой, по второму – Шиловской. Выглядела вот так:
Поэтому я возьму под сомнение предыдущую цитату про «Собачье сердце», мол, «в 1967 году, без ведома и вопреки воле вдовы писателя Е. С. Булгаковой…». Это для тогдашнего КГБ «без ведома». На самом деле, разумеется, с ведома, благодаря и за хорошие деньги, которые Елене Нюренберг были весьма нужны. Она вообще в конце 1960-х, как мы видим, прекрасно ковала железо, которой с подачи её нового друга, товарища Фадеева (партийный псевдоним – Булыга), отвечавшего за целый «Союз писателей СССР», помогали в работе над «мужниными» рукописями и упомянутые выше Константин (вообще-то Кирилл) Симонов, и Абрам Вулис, и многие другие известные и безвестные литераторы. Не всё ж одному Бейкону пользоваться «добрыми перьями»…
Наброски будущих произведений проходили «зарубежную» или «журнальную» стадию, получали плевки и критику, перерабатывались и выходили, наконец, отдельными книжками. Рукописи при этом не горели, но с завидным постоянством пропадали. Попробуйте сейчас найти, где они хранятся – вы будете удивлены. Точно так же НАСА потеряло все свои технические материалы, связанные с их предыдущими удачными «полётами на Луну». Нет материалов, нет рукописей, есть авторы и эти авторы – гении. Мёртвые, но гении.
Если с наследием Булгакова после его смерти всё довольно понятно, то при чём тут «Лолита»? Увы, при том же (считаю я, а вы вольны сомневаться и даже ругаться на меня за мои диванные рассуждения).
Вот что пишет про роман Википедия:
Написан на английском языке, опубликован в 1955 году в парижском издательстве «Олимпия Пресс», впоследствии, во второй половине 1960-х годов, переведён автором на русский. Считается одной из самых выдающихся книг XX века: роман был отмечен как № 4 в списке 100 лучших романов Новейшей библиотеки, вошёл в список 100 лучших романов по версии журнала Time, в список 100 книг века по версии французской газеты Le Monde и дважды был экранизирован (в 1962 и 1997 годах).
О том, какое отношение уполномоченные финикийцы имеют ко всевозможным рейтингам, надеюсь, рассказывать не нужно. Принцип там, похоже, один: чем хуже, тем лучше.
Читаем дальше и узнаем совершенно ожидаемые откровения, противоречащие (как всегда) только что написанному абзацем выше:
Первые попытки издать роман в США были неудачны: рукопись была отвергнута несколькими американскими издателями, посчитавшими её порнографией, за публикацию которой, как уверял один из них (Паскаль Ковичи из «Вайкинг-пресс»), «мы все отправимся за решётку». Отчаявшись издать «Лолиту» в Америке, Набоков пристроил её в парижском издательстве «Олимпия-пресс», наряду с книгами авангардных писателей выпускавшем порнографические опусы.
Скажу даже больше. Если вы сегодня попытаетесь под своим именем или псевдонимом издать нечто подобное «Лолите» у нас, в Россиянии, где недавно был принят обтекаемый закон о «пропаганде нетрадиционных сексуальных отношений, предпочтений и смены пола», вас не поймут и завернут (хорошо еще, если не на штрафы или прямо в суд). Саму «Лолиту» же с полок, похоже, не сняли. Как не сняли «Ромео и Джульетту», хотя герой переспал с девочкой, которой ещё нет 13 лет, или «Евгения Онегина», правда, Татьяне там 13 всё-таки уже есть.
Та же Википедия пишет:
Набоков считал «Лолиту» своей вершиной - «серьёзной книгой, написанной с серьёзной целью», - и неустанно защищал честь любимого детища в письмах и интервью…
Однако есть воспоминания единственного сына Владимира Владимировича – Дмитрия, которые видел ситуацию несколько иначе:
…мама убедила отца сохранить манускрипт "Лолиты". Папа, дописав роман и удовлетворив свое вдохновение, решил было сжечь рукопись....
Про маму сейчас скажем отдельно, а сперва дадим слово самому автору (пока без кавычек). В интервью журналу Vogue за 1966 год Набоков говорит (цитата по всё той же Википедии, которую может прочитать каждый):
«Если бы у меня была дочь, то я сделал бы Гумберта педерастом. …Сначала я написал небольшой рассказ на эту же тему. Главного героя звали Артуром. Они путешествовали через всю Францию. Но я не опубликовал ту вещь. Девочка была неживой. Она едва говорила. Постепенно я смог придать ей подобие жизни. Однажды, взяв рукопись, я уже направился к мусоросжигалке, но Вера сказала: „Подожди немного“. И я послушно вернулся к работе. <…> Но труднее всего было заставить себя… Вы же видите, я нормальный человек. Я заходил в школы под предлогом устроить туда свою дочь. У нас же нет дочери. Для Лолиты я брал у одной маленькой девочки, заходившей в гости к Дмитрию, руку, а у другой — коленную чашечку».
Думаю, вы знаете, что сын Набокова, Дмитрий, как раз педерастом и родился. Теперь это модно, а тогда об этом было принято помалкивать. Сегодня это не считается болезнью и за пределами Россиянии всячески поощряется и рекламируется. Хотя вообще-то это болезнь. Поскольку человек не исполняет своего призвания, для которого появился на земной плоскости, и проживает искорёженную жизнь. Возможно, как расплату за нехорошую жизнь прошлую, не знаю. Суть остаётся сутью: кривые дети рождаются, как правило, у кривых родителей. То, что сам Набоков честно признаётся, что написал что-то поначалу от имени педераста, хотя и не опубликовал, красноречиво подтверждает тот факт, что едва ли он сам стал бы писать так много про любовь мужчины к девочке-подростку.
На этом месте я перевожу взгляд на вторую половину этого далеко не святого семейства, на «маму», то есть на «жену», то есть на знаменитую Веру, которая была вообще-то Верой Слоним, родившейся у Гамшея Лейзеровича Слонима и Славы Борисовны Фейгиной. Выглядела она вот так:
Похожа, согласитесь, на родственницу нынешних британских королей, что немудрено, однако оставим эту тему до худших времён ввиду её очевидности.
Концовку скомкаю.
У людей с отклонениями рождаются дети с отклонениями. Если папа был не прочь педерастии, кто сказал, что одарённая мама смотрела на мир иначе и не могла написать о своей любви к девочке, претворившись дядечкой? А потом мы читаем объяснения того, как она «спасала» рукопись из печки, уверяла мужа в его гениальности, сама связывалась с издательствами, получала отлуп, пока ни нашла французских понрографов, после чего подключила всё своё носатое литературно-критическое племя, которое на каждом углу стало трубить о том, какое это вообще-то гениальное произведение. Рейтинги вы уже видели. А если роман читали, то, вероятно, удивлялись. Поскольку, на мой взгляд, это худшее из произведений, приписываемых Набокову. В частности, потому, что совершенно не оправдывает скандальности и порнографичности, будучи лишённым малейшего здорового эротизма (на мой опять же вкус). «Смех в темноте» гораздо сильнее (на мой опять же вкус).
О том, что Владимир Владимирович был «русским» условно, красноречивее всего говорит… он сам, точнее, говорит его голос, испытывающий типичные проблемы с «Р». Вот, к примеру, его английское и русское прочтение «Ласточки»:
Наконец, закончу почти случайно подслушанным мной в одном английском документальном фильме интервью с сотрудником швейцарской гостиницы в Монтрё (где доживала свой век вся троица Набоковых), который, вспоминая то время, почему-то сказал, что всегда видел Владимира Владимировича в лобби исключительно в труселях и с сачком, а вот жена его вечно ходила с пачкой бумаг под мышкой, сидела в холле и что-то постоянно строчила карандашом…
Если верить официальными историям, всё просто и понятно. Если задуматься и вчитаться в открытые источники, а потом ещё и соединить разрозненные «точки» в общий «рисунок», становится в очередной раз понятно другое: мы – радостные мухи в сетях всеобъемлющей лжи.
Здоровья и здравомыслия!
Write a comment
Александр (Sunday, 10 December 2023 21:12)
Благодарю.